На прошлой неделе страну сотрясло извержение парламентаризма. Спикер Госдумы Вячеслав Володин прервал доклад министра экономического развития Максима Орешкина и предложил ему выступить перед депутатами еще раз, но выполнив домашнее задание получше. Ветераны российской политики принялись вспоминать, когда нечто подобное происходило в последний раз, и не смогли назвать точной даты. Похоже, это сюжет из девяностых, когда "Единой России" не существовало, а парламент находился в оппозиции к исполнительной власти.

Появились и несколько конспирологические объяснения того, зачем Володину потребовалось осаждать молодого министра, который недавно принялся публично мечтать о том, как ему было бы интересно "поработать президентом". Одна из них, например, гласит, что это скандал вокруг выступления Орешкина в Думе позволит затем без проблем отчитаться там же непопулярному премьер-министру Медведеву.

Подобные объяснения работают с деталями, упуская суть: российская политика начинает говорить языком публичных скандалов.  Клинч Володина с Орешкиным далеко не единственный в этом ряду. Ключевые российские силовики недавно лично участвовали в сцене из вестерна, развернувшейся в Совете Федерации в ходе задержания сенатора Арашукова. Помощник президента Владислав Сурков сознательно фраппировал интеллигенцию своей статьей о путинизме в "Независимой газете". На сколько-нибудь высоком уровне в жанре скандала прежде солировал Жириновский, оттягивая на себя заметную часть внимания публики, но теперь лидер ЛДПР сходит со сцены, а скандалить по разным причинам нужно всем.

В самом по себе скандале нет ничего исключительного, это нормальная часть демократии, в которой кроме того есть свобода прессы и честные выборы. В неразрешимую проблему вынос политического сора на люди превращается, если главным официальным достижением власти считается т. н. стабильность.

Над этим понятием еще предстоит поломать головы политтеоретикам.  Нужно, например, будет объяснить, чем стабильность существенно отличается от застоя — хотя бы в глазах тех, кто первый термин использует в позитивном ключе. В целом понятно, что стабильность — такая система, когда вся бюрократическая машина работает на сохранение status quo, конфликты не выносятся на публику и официально декларируется, что все, от олигарха до губернатора, дружно выполняют поручения президента. При стабильности последовательно упраздняются все политические посты, кроме единственного, и поэтому спикер Думы никак не может спорить с министром — это нарушение субординации.

У российских властей, столкнувшихся с обвалом набранных на "геополитике" рейтингов, больше нет ресурсов для того, чтобы поддерживать эту иллюзию деполитизации. Президентские поручения все еще должны выполняться, но "команда единомышленников" разваливается прямо на глазах у публики. Более того, власти играют в цейтноте: за оставшиеся до 2024 года время им нужно решить задачу с транзитом президентских полномочий, что сейчас выглядит куда большей головной болью, чем в 2007-м.

Отступающая стабильность ведет арьергардные бои. В этом контексте можно объяснить принятие Госдумой дикого закона о наказании граждан за неуважение к власти. Если бы начальство чувствовало себя уверенно и с оптимизмом смотрело бы в будущее, такие запретительные меры были бы избыточными. В нынешних условиях они скорее становятся смехотворными.

Читайте оригинал публикации на "Новой газете"